Хотя больница в Уинтропе находилась в пяти минутах езды от ипподрома, никто из работников не знал, как туда добраться. Водитель грузовика вслепую ехал по улицам, и из-за интенсивного движения на дорогах ему приходилось сбавлять скорость. Он пытался найти кого-нибудь, кто смог бы оказать помощь вопившему Полларду. Прошло мучительных сорок пять минут. Жокей уже обезумел от боли. Внезапно один из работников заметил с противоположной стороны дороги бунгало врача. Грузовичок медленно двинулся в его сторону.
Как раз в этот момент за ним с визгом затормозила карета скорой помощи, из которой выпрыгнул Смит. Оказалось, что возле ипподрома он остановил эту машину и в принудительном порядке заставил врачей отправиться к раненому жокею. Но им пришлось почти час прочесывать улицы города в поисках пропавшего грузовика. Смит нашел Полларда, когда тот уже терял рассудок от боли. По рассказу одного из очевидцев, «он буквально дымился от ярости, сильнее, чем ствол кольта сорок пятого калибра, и сдержать его было невозможно». Воющего пациента перенесли в карету скорой помощи. Смит сел возле него. Водитель включил сирену и ударил по педали газа. Он смело врывался в потоки машин, обгонял, резко уходил от столкновений. По дороге, ведущей к реке, движение усилилось и машина застряла в пробке. Поллард в бешенстве визжал и завывал. «Том, остановите этот фургон! – орал он. – Все, сил терпеть больше нет. Говорю же вам, остановите!» Он закричал так громко, что прохожие на противоположном берегу обернулись, чтобы рассмотреть источник шума. Смит, встревоженный настойчивостью Полларда, приказал водителю остановиться.
Жокей сел, вглядываясь в ряды домов, и наконец выбрал один из них. «Стоп! – рявкнул он. – Вот здесь. – И Поллард указал на магазин спиртных напитков. – Том, говорю вам, я не доберусь живым до больницы, если вы не пойдете туда и не купите мне бутылку пива».
Убежденный трезвенник Смит не одобрял пристрастия Полларда к алкоголю и, возможно, в то утро просто отмахнулся от его жалобной просьбы дать выпить. Но агент Ямми понял его состояние. Направляясь в больницу, он припрятал бутылочку дешевого виски для Полларда. «Лекарство» позволило раненому жокею забыть о боли, и он обстреливал медсестер афоризмами мудрого Ральфа Уолдо Эмерсона, старика Уолдо.
Ямми увидел ногу Полларда и содрогнулся. Обе кости голени были раздроблены. Агент представлял всю серьезность таких повреждений. Он крутил диск телефона и рыдал. Он все утро названивал друзьям Полларда и плакал, не зная, как смягчить ужасную новость. «Кугуара просто сбросила лошадь, которую он объезжал, и он сломал ногу», – всхлипывая, сказал он Давиду Александеру. Ямми был абсолютно подавлен. Он провел с Поллардом весь день и встречал обеспокоенных друзей жокея, которые приходили проведать больного. Больницу он покинул далеко за полночь.
Кто-то связался с Сан-Франциско и сообщил Ховарду о случившемся. Чарли тут же схватил телефон и пустил в ход все свои связи. Практически сразу он получил в распоряжение команду лучших специалистов-ортопедов страны, которые сели в самолеты и полетели в Бостон. Все издержки он оплатил из собственного кармана. Врачи осмотрели ногу Полларда. Они смогли спасти ее от ампутации, но большой радости это не принесло.
Врачи вынесли суровый вердикт: Поллард, скорее всего, ходить не сможет. На карьере жокея был поставлен жирный крест.
Смит послал телеграмму Вульфу в Нью-Йорк, сообщил о трагедии и попросил срочно приехать. Тот сразу же поспешил на север.
Состояние Полларда стабилизировалось. Прибыл Вульф, чтобы занять его место на Сухаре. На противоположной прямой о страшном происшествии осталось одно свидетельство: ровно в 6 часов утра сразу на следующий день после падения Полларда полностью оборудованная карета скорой помощи въехала на ипподром и остановилась в стороне, зарезервировав за собой это место для постоянной парковки. Таким образом, руководство ипподрома приняло меры, чтобы впредь ни одному упавшему жокею – по крайней мере, в Саффолк-Даунс – не пришлось ехать в больницу на грузовичке стартера.
В конюшне Ховарда жизнь шла своим чередом. Смит готовил Каяка – лошадь, которую Лин Ховард купил в Аргентине и продал отцу для дорогих скачек в Саффолке. Как только жеребец прибыл в Калифорнию, тренер отослал его в Берлингейм, на поле для игры в поло, которое находилось возле дома Ховарда. Для обкатки и начальных тренировок Каяка Смит выбрал лучшего из своих людей, собственного сына Джимми, который, без сомнения, унаследовал талант отца. Когда Каяк набрался немного опыта и вернулся, Том понял, что жеребец явно подавал надежды, – из дикой необузданной лошади он превратился в ручного котенка. Его дебют под седлом Полларда состоялся 10 июня на ипподроме Акведук в Нью-Йорке. Он был лидером на протяжении всей скачки, немного уступил на финише и прискакал вторым. Смит начал осознавать, что жеребец необыкновенно хорош.
Сухарь охотно подчинился Вульфу. Тренировки перед гандикапом в Массачусетсе проходили просто великолепно. Никаких болезненных ощущений в коленях жеребец уже не испытывал, и ритм его движений был удивительно плавным. Как-то утром Смит решил испытать его на дистанции 600 метров. Он подвел Сухаря к столбику с отметкой 600 метров, впереди на расстоянии 46 метров он поставил его собрата-спринтера и одновременно дал обеим лошадям команду на старт. Сухарь легко обогнал соперника, развив немыслимую скорость. Он проскакал первые 200 метров за 11 секунд, 400 метров – за 23, а 600 метров – за 36. Позже тренер сказал: «Если этот жеребец плохо скачет, то я ничего не понимаю в лошадях».