Фаворит. Американская легенда - Страница 8

К оглавлению

8

Он очень удачно выбрал время для воплощения этой идеи. Катастрофа, которая в тот день подкосила его, поразила всю нацию. Последующие три года, пока Великая депрессия душила экономику, власти каждого штата отчаянно пытались найти источники дохода. Калифорнийцы, которые надеялись снова легализовать скачки, ухватились за идею Страба. Впервые за четверть столетия они получили одобрение избирателей. В 1933 году власти Калифорнии согласились легализовать ставки на скачках. Но при этом выдвинули два условия. Первое: ипподромы должны использовать для ставок на тотализаторе специальные аппараты вместо букмекеров, чья коррумпированность и повлекла за собой запрет на ставки. И второе: ставки будут облагаться высоким налогом. И скачки возродились.

Имея готовый бизнес-план на скаковой ипподром стоимостью в три миллиона, который предстояло построить на просторном ранчо Санта-Анита на пологом склоне хребта Сан-Гейбриэл недалеко от Лос-Анджелеса, Страб нуждался только в одном – в деньгах. Он не мог найти банк, готовый поддержать его, поэтому ходил от дома к дому в надежде найти частных инвесторов. Во многих домах ему отказали. Но когда он пришел к Чарльзу Ховарду, его пригласили войти. Ховард, его близкий друг Бинг Кросби и еще несколько состоятельных жителей Калифорнии вручили Страбу сумму, которой хватило на постройку ипподрома Санта-Анита-парк.

Страб грамотно распорядился деньгами инвесторов. Он построил беговую дорожку, которой еще не бывало в мире. Это настоящий храм чистокровных лошадей, столь великолепный, что писатель Давид Александер отзывался о нем как о самом будоражащем потрясении в жизни. Окруженный горами ипподром был открыт в 1934 году на Рождество. Он сразу завоевал огромную популярность и у публики, и у властей штата, которые впоследствии получили многомиллионную прибыль от разрешения устраивать тотализатор. Наездники тоже полюбили детище Страба. Тому пришла в голову блестящая идея устраивать торжественное открытие фирменных соревнований ипподрома, гандикапа Санта-Аниты, которые, начиная с 1935 года, ежегодно проходят в конце зимы. В отличие от Кентукки Дерби, где могут участвовать только трехлетки, гандикап Санта-Аниты открыт для всех взрослых лошадей возрастом от трех лет. Но главное отличие было в призе. В 1934 году лучшие скачки в Америке приносили победителю от 6 тысяч до (в редких случаях) 50 тысяч долларов. Денежный приз Страба потрясал воображение: победитель получал 100 тысяч плюс несколько тысяч от выручки от доходов. Это был самый большой денежный приз в мире. Предложенный в тот год, когда средний доход на душу населения в Соединенных Штатах составил 432 доллара, призовой фонд Страба стал настоящей сенсацией. Эта сумма настолько впечатлила американцев, что никто не использовал официальное название скачек. Гандикап Санта-Аниты на жаргоне наездников называли не иначе как стотысячником.

Страб выбрал идеальный момент для организации скачек. Один за другим штаты отменяли запреты на проведение скачек и системы тотализаторов, и это привело к тому, что количество беговых дорожек увеличилось на 70 %. Скачки быстро становились самым популярным и посещаемым спортом в Америке. С 1934 года миллионы новых поклонников скачек обращали взоры на Санта-Аниту, чтобы увидеть, кто рискнет претендовать на призовой фонд Страба. Стотысячник мгновенно приобрел бешеную популярность. Все хотели его завоевать. Включая Чарльза и Марселу Ховард.

Может, благодаря уговорам Джианнини или следуя примеру Бинга Кросби, вкладывавшего огромные деньги в скаковых лошадей, а может, глядя на великолепный ипподром, построенный на их деньги, – неважно, по какой причине, но Ховарды, и особенно Марсела, страстно желали выиграть этот приз. В 1935 году, вскоре после открытия нового ипподрома Бэй Мэдоуз в Сан-Франциско, Ховард подобрал несколько довольно резвых скаковых лошадей и нанял молодого тренера по имени Бастер Миллерик. Конюшня была зарегистрирована на Марселу. Она придумала дизайн костюма жокеев, который впоследствии стал легендарным: темно-красный с белым шлем, белые рукава и красная жокейка с изображением тавра Риджвуда и буквы «Н» внутри большого белого треугольника. Лошади были довольно резвы, но Ховард искал что-то особенное. В то лето они с Марселой купили пятнадцать лошадей-однолеток на аукционе в Саратоге, штат Нью-Йорк. Но, уступая своей извечной тяге браться за безнадежные дела, Ховард покупал только тех однолеток, которые выглядели не очень привлекательными для других участников аукциона. Они дольше всех застаивались в загонах, и за них не сражались покупатели. Ховард планировал вскоре приобрести и таких лошадей, которые могли бы побороться за приз в 100 тысяч долларов. Миллерик был хорошим начинающим тренером, но для своих лошадей Ховард хотел не просто хорошего, а самого лучшего. И в 1935 году он стал подыскивать такого специалиста.

Глава 2
Одинокий ковбой

Том Смит (AP / Wide World Photos)


В том же 1935 году в нескольких сотнях километров к югу от поместья Чарльза Ховарда жил старый наездник Том Смит. Он почти не выходил за пределы мексиканского ипподрома, спал на койке в конюшне. Этот сильный, коренастый немолодой человек отличался крайней молчаливостью. С момента своего появления на ипподроме он оставался для всех наездников человеком-загадкой. Поговаривали, что прибыл он с приграничной полосы, но откуда именно, точно никто не знал.

Обычно Смит не разговаривал. Когда кто-нибудь пытался задать ему вопрос, он просто молча уходил прочь. И избегал вечеринок, собраний, потому что там надо было говорить. Журналист, который наблюдал за Смитом многие годы, сказал о нем: «Вместо приветствия он кивает, на прощание жмет руку, в итоге не вымолвит и сотни слов». Однажды кто-то поклялся, что видел, как Смит случайно отрубил себе палец на ноге. Выбросив ампутированный палец из ботинка, Том вместо тирады, подобающей такому происшествию, ограничился словами: «Мой палец». На ипподроме судачили, что, если человек так мало говорит, значит, ему есть что скрывать и его прошлое было либо недостойным, либо, наоборот, героическим. Люди заполняли образовавшийся биографический вакуум событиями, присущими жизни Дикого Запада, приписывая Тому ограбления банков, головокружительные победы на родео, бесстрашные подвиги в индейских войнах. Ничего из этого не соответствовало реальности, только давало пищу для новых пикантных слухов, подогревало интерес к его персоне и заставляло окружающих испытывать к нему боязливое уважение. Правда о Смите была гораздо интереснее, но он не желал раскрывать секреты своего прошлого.

8