Эта новость как громом поразила служащих конюшни Ховарда. 5 марта Сухарь должен был встретиться с Адмиралом на гандикапе Санта-Аниты, и его только начали готовить к этим соревнованиям. Первые подготовительные скачки в гандикапе Сан-Франциско были назначены на 15 декабря, когда наказание Полларда еще не закончится. Ховард был в ярости. Для него жокей давно перестал быть просто наемным работником. Ред был ему как сын. Для Чарльза Рыжий Поллард заменил погибшего малыша Фрэнки. И Чарльз, и Марсела тряслись над парнем, как беспокойные родители. Марсела называла Реда его детским прозвищем Джонни, а Чарльз, хотя Полларду было уже под тридцать, по-прежнему относился к нему, как к мальчишке. И Ховарды восприняли наказание, которое получил Поллард, как личное оскорбление.
Гнев Ховарда выходил за рамки простой привязанности. Управлять Сухарем на скачках было непростой задачей. Ни один жокей, кроме Реда, не справлялся с ней. Ховард считал, что никто другой и не смог бы ездить на его лошади. Но, что еще важнее, он знал, что Поллард – единственный жокей, который мог защитить его особенного коня от травм. «Если верхом на Сухаре едет Поллард, – объяснял он журналистам, – я знаю, что он приведет коня назад целым и невредимым, а это единственное, что меня волнует. Никто не подходит моему коню так, как этот парень», – говорил Ховард.
Когда вечером Поллард вернулся с заседания судей, он узнал еще одну неприятную новость. По результатам опроса среди спортивных журналистов журнал «Скачки и конный спорт. Дайджест» назвал Адмирала «Лошадью года», он обошел Сухаря по набранным баллам 621 к 602. Журнал «Лошади и наездники», который опрашивал людей, связанных с конным спортом, а не спортивных журналистов, назвал «Лошадью года» Сухаря, но мнение первого журнала было решающим. Правда, был утешительный приз: журнал «Скачки и конный спорт» решил отметить Сухаря памятной наградной табличкой, которая свидетельствовала о признании его заслуг, а по анонимному голосованию его назвали «Чемпионом гандикапа» – но это было не то звание, которого так ждали в конюшне Ховарда. И Смит был прав в отношении Адмирала: команда Риддла в конце концов объявила, что их конь не будет участвовать в гандикапе Санта-Аниты. Коня отправили во Флориду, на ипподром Хайалиа, где его приветствовали с истеричной восторженностью, какой не удостаивался никто, кроме, пожалуй, президента Рузвельта. Вместо матчевых скачек с Сухарем Адмирал примет участие в гандикапе Уайденера на мягком покрытии ипподрома Хайалиа.
На следующее утро Ховард категорично выразил свое отношение к отстранению Полларда от скачек: «Не будет Полларда – не будет Сухаря».
Судьям не понравилось, что Ховард перешел к угрозам. Сначала они склонялись к тому, чтобы позволить Полларду участвовать в призовых скачках, но теперь передумали. Его полностью отстранили от скачек. Ховард нанес ответный удар. Пока национальная ассоциация конного спорта решала, отстранять ли Полларда до конца года, Ховард отказался выставлять Сухаря и Прекрасную Воительницу на гандикапе Сан-Франциско. По графику следующими скачками, в которых должен был участвовать Сухарь, был рождественский гандикап, но Ховард ясно дал понять, что он снимет коня и с этих скачек тоже, и со всех остальных, если отстранение Полларда продлят. Скандал набирал обороты, и Поллард сильно занервничал. Он не хотел, чтобы жеребец пропускал скачки по его вине. Ред подошел к Ховарду с предложением пойти на компромисс: пригласить Джорджа Вульфа скакать на Сухаре. Ховард категорически отказался: он не доверит своего питомца никому другому. Он собирался уложить руководство конного спорта на лопатки.
22 декабря председатель Комиссии конного спорта Калифорнии собрал репортеров и обнародовал решение правления: Ред Поллард отстранен от скачек, включая призовые скачки, до 1 января 1938 года. Спустя пять минут Чарльз Ховард ворвался в секретариат скачек в Санта-Аните и объявил, что Сухарь не будет участвовать в рождественских скачках.
Сухарь простаивал. Его заявили на участие в новогоднем гандикапе, который устраивали в тот день, когда у Полларда истечет срок наказания. Но до этого соревнования была целая неделя. Смиту нужно было держать лошадь в форме, а значит, усиленно тренировать. Каждый репортер, каждый клокер на западном побережье жаждал поприсутствовать на тренировках Сухаря, а Смит был решительно настроен сохранить их в секрете. Его война с прессой разгорелась с новой силой.
Враг, как выяснил Смит, становился все опытнее. Зная, что Смит иногда устраивал тренировки под луной, газетчики пытались пробираться на ипподром в несусветную рань. Когда тренер вывел Сухаря с Воительницей на тренировку перед рассветом, под покровом густого тумана, то обнаружил чуть ли не толпу репортеров и поклонников, которые уже ждали его. Из-за низкой видимости они выстроились в цепочку вдоль всего трека, и каждый секундомером засекал скорость Сухаря на своем участке. Несмотря на необычайно густой туман, они смогли разглядеть, что Сухарь развил серьезную скорость, промчавшись шесть фарлонгов за 1: 14.
Смит приступил к «плану Б»: он тренировал Сухаря днем в понедельник, когда на ипподроме не было скачек и все клокеры и репортеры уходили домой. Его противники разгадали эту хитрость, и в следующий понедельник упорно слонялись по ипподрому. Сухарь так и не показался. Репортеры один за другим сдавались и уходили. Когда наступили сумерки, последний из них уехал домой. В ту же секунду Смит вывел Сухаря на трек. Лошадь тренировалась в одиночестве. А на следующий день всем преследователям сообщили, что Смит обвел их вокруг пальца.