Фаворит. Американская легенда - Страница 56

Жеребенок вырос, и Риддл назвал его Адмиралом. У коня была такая же высокомерная надменность, как и у его отца. Он не выносил неподвижности и был настроен на состязания. Когда судья давал сигнал к седловке, Адмирал выскакивал из стойла и тащил за собой конюхов к треку. Когда его заводили в стартовые ворота, он крутился, вырывался, вскидывался, расталкивал участников и бросался вперед раньше времени.

Когда звучал сигнал к началу скачек, Адмирал срывался с места и несся вперед с такой скоростью, что ему прощали все его высокомерие. Его движения были столь же безупречны, как и он сам. Адмирал развивал удивительную, потрясающую скорость. На беговой дорожке он был слишком резв для своих соперников, слишком резв, чтобы выстраивать стратегию забега. Задавая темп, он гнал своих соперников на пределе их возможностей с первых же секунд скачки, и они оставались где-то там, далеко позади, как волны за кораблем. Весной 1937 года он демонстрировал такую потрясающую резвость и выносливость, что не уступал лидерства в скачке на протяжении всех этапов соревнований. Ни одна лошадь не могла угнаться за ним.

Несмотря на то что сердитый, раздраженный Адмирал задержал старт скачки на восемь минут, он с легкостью одержал победу на Кентукки Дерби. Следующим этапом была победа в призовых скачках Прикнесс. Бельмонт, финальные состязания Тройной Короны. увековечили его имя в истории спорта. Он несколько раз вырывался из стартовых боксов, задержал начало скачки на девять минут. Как только скакун на мгновение замер, судья дал сигнал к началу. Адмирал рванул вперед с такой скоростью, что задние ноги опережали передние. Жеребец не успел вовремя убрать передние копыта, и зацеп подковы его задней ноги вонзился в правое переднее копыто. Бедняга дернул ногу вверх, чтобы освободить копыто. Ему это удалось, но при этом он вырвал большой кусок переднего копыта, который так и остался лежать на дорожке у стартовых ворот. Наездник Чарли Куртсингер не догадывался, что произошло, – Адмирал не показывал вида, что ему больно. Конь несся вперед на кровоточащей ноге, за десять огромных скачков обогнав всю остальную группу лошадей, и помчался дальше, а за ним в разные стороны летели кровавые брызги.

Его так никто и не смог догнать. Конь завоевал Тройную Корону, повторив рекорд своего отца и поставив новый рекорд Америки в скорости. Когда в кругу победителей Куртсингер соскочил с седла и наклонился расстегнуть подпругу, то с ужасом обнаружил, что живот лошади забрызган кровью – и раненое копыто по-прежнему кровоточило. Зрители содрогнулись.

Том Смит и Ред Поллард, которые только приехали с Сухарем с Запада, присутствовали на трибунах Бельмонта и видели эпический забег Адмирала. Смит оценил суть увиденного. Тем же вечером он вернулся в конюшню Сухаря на ипподроме Акведук и написал Чарльзу Ховарду: «Видел Адмирала. Он действительно умеет бегать».

Сэмюэль Риддл снова ухватил руками молнию. К лету 1937 года, когда Адмирал «сидел на скамье запасных», ожидая, пока заживет копыто, стало окончательно ясно, что ни одна лошадь такого же возраста не может с ним сравниться. Адмирал, как в свое время Военный Корабль, ждал достойного соперника, в борьбе с которым можно было доказать свое истинное величие.

Никому на Востоке не приходило в голову, что таким соперником мог бы стать Сухарь. Когда его видели здесь в последний раз, он был одним из победителей скачек со средним призовым фондом. Человека, который его тренировал, никто не знал, а жокея, который на нем скакал, никто не помнил. Лошадь потратила половину своей карьеры в клейминговых скачках или в скачках с небольшим закрытым призом. Самый опытный тренер страны отказался от него. Серия побед той зимой ничего не говорила о его качествах, все они были завоеваны на не вызывающих доверия просторах Запада. Утром 26 июня 1937 года – день, когда Сухарь должен был начать свой «крестовый поход» на престижные скачки на Востоке с гандикапа Бруклина, – нью-йоркский журналист выразил отношение жителей восточного побережья двумя словами: «Колченогая кляча».

Для того чтобы посмотреть встречу Сухаря с Роузмонтом и местной знаменитостью Анероидом, на ипподроме в Бруклине собралось рекордное число зрителей – двадцать тысяч человек. Когда Сухаря вывели в паддок, Смит оглядел шумную толпу и нахмурился. Он подозвал берейтора Сухаря, Кейта Стакки, и велел ему поставить Тыкву между Сухарем и его поклонниками. Стакки сделал как ему было сказано, и Тыква своим массивным телом стал своеобразным забором паддока. Смит спокойно оседлал Сухаря и отправил его на трек.

По сигналу судьи Сухарь рванул вперед, установив высокий темп на первом повороте и дальше на противоположной прямой. На подходе к дальнему повороту Роузмонт стал нагонять его, и толпа одобрительно взревела. Войдя в дальний поворот, Роузмонт нагнал Сухаря, и какое-то мгновение они бежали рядом. Всего несколько скачков, и Роузмонт дрогнул. Сухарь понесся вперед. Но скачка еще не закончилась. С внешней бровки к лидеру приближался Анероид, стремительно прошедший поворот. За четверть мили до финиша он нагнал Сухаря. Никто из жеребцов не собирался сдаваться. Сухарь и Анероид почти вровень мчались по финишной прямой, и дюйм за дюймом Анероид сокращал разрыв между ними. Когда до финиша оставался один фарлонг, голова Анероида была уже на несколько сантиметров впереди – точно так же, как всего несколько месяцев назад было с Роузмонтом. По натянутым поводьям Поллард почувствовал, как жеребец стиснул зубы на мундштуке: верный признак решимости. На последней секунде Сухарь ринулся вперед и вытянул морду над финишной линией. Все остальные участники забега остались позади, и среди них Роузмонт, отставший на десять корпусов.