Фаворит. Американская легенда - Страница 128

128

Но самым верным источником была память. Объявление, помещенное в «Ежедневной программе скачек» в день проведения состязаний на кубок Бридерса, принесло в итоге целую кучу писем. И по крайней мере десять из них были написаны на обороте и на полях программок скачек и на букмекерских корешках. Одно из писем было написано карандашом на полоске бумаги, оторванной в форме шестигранника. И почти все они были написаны старомодными викторианскими почерками. Я подняла телефонную трубку и принялась звонить этим людям и еще сотне потенциальных источников информации, которых нашла по своим контактам в мире скачек. Один или два раза мои звонки были восприняты агрессивно. «Сколько мне, по-вашему, лет?» – рявкнул восьмидесятилетний человек, когда я спросила, знает ли он кого-то из команды Сухаря (этот человек умер через несколько месяцев от старости). Некоторые были слишком словоохотливыми. «У тебя голос молодой девушки, – рокотал в телефонную трубку мужчина девяноста с чем-то лет от роду. – Я люблю молодых девушек». Некоторые рассказали больше, чем я могла вообразить, – например, один престарелый конюх, который описал свое приключения с девицами из «Красной мельницы», но потом попросил не указывать его имя, «потому что моим бывшим женам это может не понравиться». Но большинство собеседников с удовольствием вводили меня в мир, который один из них назвал «те, милые сердцу, давно ушедшие дни», и позволяли задерживаться в нем с их помощью на столько, на сколько мне хотелось.

Преимущество исследования прошлого тех, кто добился необычайного успеха, в том, что их жизни проходили перед глазами многих наблюдателей. Я говорила с людьми, которые видели, как Ред Поллард прилаживал свои санки к пони, видели, как он рухнул с Прекрасной Воительницы, как цитировал Шекспира и махал кулаками в жокейской, как он доживал последние дни в доме престарелых, построенном на руинах ипподрома, на котором сам когда-то скакал. Я следила за событиями жизни Вульфа глазами его друзей – от одноклассника до человека, который видел, как он погиб, и сидел над его гробом в день похорон. Я нашла конюха, который ухаживал за Сухарем в конюшне Фитцсиммонса, парней, которые на тренировках у Смита скакали на нем галопом, и несколько десятков людей, видевших заезды с участием Сухаря. Я даже говорила с почти столетним бывшим конюхом, жившим где-то в пустыне в трейлере без телефона, наверное, последним на Земле, кто помнил Одинокого Ковбоя. Он рассказал мне о его молодости на ранчо, где объезжали мустангов. Смотритель кладбища в Детройте; жена, говорившая вместо молчащего после инсульта мужа; древний дряхлый тренер, подключенный к кислородному баллону; служащий в компании, доставляющей морепродукты почтой; продавец в магазине спиртного под маркой Сухаря в Геркулесе, штат Калифорния, – каждый из них внес что-то свое. Снова и снова, когда могла, я проверяла их свидетельства, противоречащие записям тех лет, точность их заявлений была подтверждена: цвет одеяла Адмирала; точное время, какое показал Сухарь на отрезке в полмили; остроумное замечание, сделанное Редом семьдесят лет назад. В конечном итоге я собрала почти беспрерывные воспоминания об истории, которую хотела рассказать от лица тех, кто помнил ее на слух, на запах и на ощупь; тех, кто разглашал секреты, такие как незрячий глаз Реда. И это помогло наконец раскрыть загадку полувековой давности.

Составление этой книги тронуто печалью, потому что некоторые из тех, кто помогал в ее создании, не дожили до момента ее выхода в свет. Среди них Сонни Гринберг. Как и Ред Поллард и Джордж Вульф, Сонни был учеником жокея, а потом, по его собственному признанию, патологически плохим жокеем. Однажды он провел лошадь в повороте настолько неумело, что она «потеряла больше, чем индейцы, продавшие Манхэттен за нитку бус и бутылку виски». У Сонни, может, и не было талантов Вульфа, но он наблюдал за жизнью в конюшне Ховарда и за скачками в пору их рассвета. Выдержав более семи часов расспросов, Сонни описал мне жизнь в пору славы Сухаря – рокот мотора синего «Корд Роудстера» Вульфа, муки похудения, вкус ялапа, черный, мало кому понятный юмор Тома Смита. Сонни, который на жаргоне жокеев рассказал мне, что его оставили «в списке “также удовлетворяющих требованиям”, так что я в любой момент могу записаться на участие в забеге», ушел из жизни 6 мая 2000 года. В этот день проводили дерби.

В один из двух самых захватывающих дней в моей карьере Альфред Гвинн Вандербильт-маладший рассказал мне в мельчайших подробностях, как он подготовил одно из самых интересных спортивных состязаний в американской истории – встречу между Сухарем и Адмиралом. У Вандербильта позже был великолепный серый жеребец по кличке Туземный Танцор, который проиграл Кентукки Дерби меньше чем на один фут. Вандербильт был связан со скачками более двух третей столетия, даже после того, как макулярная дистрофия лишила его возможности видеть любимых скакунов. В ноябре 1999 года он провел последние часы в жизни на треке, раздавая печенье в Бельмонт-парке. Я никогда не забуду его замечательного красноречия, его остроумия и его великодушия.

Другими щедрыми помощниками, которые ушли из жизни до окончания работы над этой книгой, были замечательный тренер Вуди Стефенс, который потратил несколько дней, рассказывая мне о том, как в молодости был жокеем; не менее опытный основной соперник и друг Чарли Уиттингем; Люсьен Лорни, тренер Секретаря; бывший жокей Сэм Реник; бывший редактор «Дайджеста конного спорта» Роли Бурроуз («Дорогуша, – сказал он мне за несколько месяцев до смерти, – никого не найти старше меня, я уже весь покрылся патиной») и тренер Генри Кларк.

128