Нормайл успешно провел операцию, чтобы заполучить Сухаря на скачки, но теперь он столкнулся с другой проблемой. Никто не хотел состязаться с жеребцом Ховарда. Нормайл предложил большую награду за 2–5-е места и предложил снизить весовую нагрузку, чтобы разница с нагрузкой Сухаря составляла от 10 до 14,5 килограмма. Это сработало: владельцы еще семи лошадей выставили своих питомцев, чтобы посоревноваться за второе место.
Команда Сухаря прибыла в городок с большой помпой. Ховард въехал на первом из восьми лимузинов фирмы «Бьюик», в которые набилось три десятка его лучших друзей. По прибытии Сухаря фанаты теснились по бокам его фургона, как снежные сугробы. Дверь открылась, и конь появился перед публикой. Защелкали затворы фотоаппаратов, и толпа стала напирать. В сопровождении двух охранников из бюро Пинкертона Сухарь спрыгнул с пандуса – прямо в толпу поклонников. Он принял эффектную позу и замер. Он так часто позировал, что, казалось, знал, чего от него хотят, когда вокруг шумят представители прессы, которые окрестили его «кинозвездой». Как всегда, он с достоинством поднял голову, поставил уши, распушил хвост и стоял, не шелохнувшись, пока видел направленные на него объективы. Когда он слышал щелчок, то расслаблялся. Один фотограф захотел снять его в профиль, и Сухаря развернули боком. Но каждый раз, когда репортер поднимал фотоаппарат, конь поворачивал морду и смотрел прямо в камеру. Фотограф даже пробовал спрятаться в кустах, пока его помощник отвлекал коня, но каждый раз, когда он собирался сделать снимок, Сухарь поворачивался и смотрел в его сторону. Спустя восемь минут мучений Смит вытащил из кармана морковку и бросил ее ассистенту фотографа. «Вот, держите, – объяснит тренер. – Он ее любит. Держите морковь так, чтобы Сухарь ее не достал, и пусть уже ваш друг сделает снимок». Это сработало.
Поллард наконец достаточно окреп, чтобы путешествовать, и приехал в город, где когда-то считался лучшим. Город юности показался Реду каким-то съежившимся, выцветшим. Огромный ипподром стоял пустой и заброшенный. Оживленные улицы, по которым Вульф гонял на своем «студебекере», были тихими и безлюдными – теперь по ним гонял только ветер. И даже девицы из «Красной мельницы» куда-то подевались. Дом знаменитых развратниц, способных пускать дым из всех щелей, восстановили и переоборудовали – подумать только! – в школу для детей. Позже это здание станет церковью. Лишь один бизнес по-прежнему процветал в городке – оформление разводов. Процедуру проводили легко и быстро, в холодных конторах, которые прежде были шумными барами.
Но однажды весной 1938 года Сухарю удалось воскресить прежнюю Тихуану и Агуа-Кальенте. Задолго до Дня Сухаря в городок потянулись американцы. Гостиницы заполняли фанаты Сухаря, съезжавшиеся со всех уголков Соединенных Штатов. Местные власти, осознав, что принимают самого важного и желанного гостя, который когда-либо пересекал границы их города, судорожно готовились к встрече. Железные дороги вносили в расписания специальные поезда, чтобы перевезти кучу народа к южным границам страны.
Дорожные строители спешно расширяли дороги, ведущие из Калифорнии. На ипподроме установили дополнительные окошки тотализатора, оборудовали с десяток кабинок букмекеров на внутреннем поле, открыли все свободные зоны в здании клуба и наняли целую армию работников. Хотя парковка могла вместить до пятнадцати тысяч автомобилей, власти знали, что этого будет недостаточно, и принялись расчищать место для дополнительной парковки.
Но все их усилия не спасли положения. На рассвете дня скачек, 27 марта, фары первого автомобиля мигнули на пограничном пункте. К полудню «дорога в ад» была забита фанатами Сухаря. Пограничная полиция сбилась с ног, тщетно пытаясь развести пробки и организовать лавину машин в четыре потока. Через несколько часов машины заполнили все пространство от ворот ипподрома и до самой границы. На ипподроме дополнительная парковка была битком забита еще утром, поэтому зрители начали бросать свои машины просто на обочине и добираться до места пешком. Когда все обочины были уже забиты, они рассредоточились в местном гольф-клубе и просто на лужайках перед домами местных жителей. Задолго до начала первого забега трибуны были заполнены сверх предела – собралась самая большая зрительская аудитория в истории ипподрома. У паддока столпилось столько народу, сколько было на трибунах за день до этого.
Вся эта толпа уничтожила продуктовые запасы в клубе и установила рекорд по количеству ставок. Ставки на Сухаря были с самым низким коэффициентом за всю историю Кальенте. Трибуны вскоре оказались настолько забиты, что перед скачками толпы задыхающихся в давке фанатов рассыпались вдоль ограждения внешней бровки и даже вылезли на трек. Не в состоянии справиться с ними, руководство ипподрома направило их на внутреннее поле. Вдоль ограждений выставили полицию, чтобы фанаты не выбегали на скаковые дорожки перед лошадьми. Фотографы окружили дорожку с камерами наготове.
Скачки закончились почти в тот же миг, как начались. Сухарь стрелой вылетел из стартового бокса и понесся, оставив соперников далеко позади. Ему явно было скучно, и он поводил мордой из стороны в сторону. По словам Ричардсона, каждый раз, когда конь пробегал мимо фотокамеры, он высоко ставил уши и распушивал хвост, пока наездник не напоминал ему, зачем он вообще появился на скаковой дорожке. Под неистовые аплодисменты Сухарь пересек финишную прямую. Ричардсону с трудом удалось заставить коня остановиться и направить его к кругу победителя, где их ждали Ховард, Смит и Бинг Кросби. Кто-то из присутствовавших божился, что, когда Бинг вручал трофей Ховарду, Том Смит улыбнулся. Но это только слухи.