Тогда как остальные лошади Ховарда переезжали в обычном вагоне для перевозки животных, Сухарь заслужил роскошные персональные апартаменты. Это был специально переоборудованный пульмановский вагон. Половину вагона покрывал толстый слой соломы, вторая половина была пустой, чтобы коню было где размять ноги. Смит наблюдал, как поведет себя Сухарь. Тот вошел и сразу лег. Он проспит бóльшую часть путешествия. Смит сел в задний вагон и на каждой остановке приходил проверить, как чувствует себя его воспитанник.
Теперь, тридцать лет спустя, они повторяли тот самый маршрут, по которому молодой Ховард ехал на Запад. «Мы вернемся, – сказал бывший веломеханик своим друзьям. – И когда вернемся, вот тогда держитесь!»
Сухарь и Роузмонт вместе несутся к финишной черте на состязании за приз в 100 тысяч долларов. 1937 год
(© Bettmann / Corbis)
Шел ноябрь 1936 года. Однажды в среду прохладным утром поезд с пыхтением въехал в Танфоран. Звонко цокая копытами, Сухарь ступил на разгрузочную платформу и остановился, чтобы взглянуть на свое новое место жительства. Пейзаж глаз не радовал. Лучи калифорнийского солнца обнажали унылую картину, окрашенную в темно-серые тона уходящей осени. Несколько работников конюшни суетились на утоптанной земле, готовясь к отъезду. Вокруг недовольно фыркали лошади.
Поблизости стояла кучка репортеров, которые равнодушно разглядывали нового скакуна Ховарда. Они знали, что этот жеребец будет заявлен на участие в гандикапе Санта-Аниты 27 февраля, но посчитали, что у него слишком мало заслуг, чтобы придавать серьезное значение этому событию. Все их внимание было направлено на прославленных чемпионов, а именно мирового рекордсмена Индийского Ракитника и первоклассного скакуна Спецагента. Однако более всего их интересовал великолепный король Востока Роузмонт и, конечно же, победитель Тройной Короны 1935 года Омаха. В те дни лошади с Востока были редкими гостями на Западе, но внушительный размер призового фонда заставил Роузмонта перемахнуть через Скалистые горы. Зная, что в скачке будет участвовать сам Роузмонт, ни у кого и мысли не возникало, что лошадь, которую вел по платформе Том Смит, может составить ему хоть какую-то конкуренцию.
Репортеры набросали пару слов о прибытии Сухаря и удалились. Смит устроил коня в удобной конюшне и пошел отдыхать в свою комнатушку, расположенную как раз над жильем воспитанника.
Смит умел держать тайну. Во время поездки в Нью-Йорк он убедился, что в его конюшне находится прекрасный жеребец, но решил попридержать его до скачек с призовым фондом в 100 тысяч долларов. Тренер спрятал Сухаря на противоположной прямой ипподрома Танфорана. Даже работникам собственной конюшни он и словом не обмолвился, насколько хороша, по его мнению, была лошадь. Терпеливо и не спеша он обучал жеребца, усиленно откармливал и завоевывал его доверие. Благодаря заботливым рукам Смита Сухарь набрал больше 90 килограммов за три месяца, ребра его уже не выпирали как прежде. Он приобрел хорошие манеры. При выходе на трек он принимался энергично гарцевать, показывая, что готов начинать бег. Смит осознавал, что Сухарь очень быстро набирает силу и скорость. Однако во время тренировок на беговом круге перед хронометристами он пускал жеребца только в легкий галоп, скрывая его истинный потенциал. Никто не обращал на них никакого внимания.
Как-то днем Смит тайком привел Сухаря на пустовавший трек. Вместе с Поллардом они убрали все, что могло обуздать его темперамент. Пришло время посмотреть, на что способен жеребец. Том положил груз на спину лошади, помог берейтору сесть в седло и дал Сухарю волю.
Смит наблюдал, как жеребец вытягивался в струну, припадая ближе к земле, как наращивал скорость, и слышал его ровное дыхание над ограждением дорожки. В уме Том считал секунды. Происходило что-то невероятное. Как правило, скаковые лошади, долго не принимавшие участия в состязаниях, на тренировках редко развивали скорость, которую могли бы набрать в скачках. И Смиту никогда прежде не доводилось видеть, чтобы какая-то лошадь на тренировках или даже на скачках бежала настолько стремительно. Тому, наверное, показалось, что глаза его подводят либо хронометр в его голове дал сбой. Жеребец приближался, до него оставалось чуть более полукилометра. Смит вытащил из кармана хронометр и включил его в тот момент, когда Сухарь пронесся мимо разметки. Жеребец продолжал мчаться во весь опор. Его скорость неуклонно росла и уже превышала 15 метров в секунду. Тренер не отрывал глаз от воспитанника. Он был просто потрясен. Сухарь не сбавлял скорости. В голове у Смита назойливо крутилась лишь одна мысль: «Он будет чемпионом!» При заходе на следующий круг жеребец описал удивительно плавную дугу, которую можно было сравнить с изгибом рыбы, плывущей против течения. Обычно лошади замедляются и даже сходят с дистанции на крутом повороте по внутренней бровке. А Сухарь не только с легкостью пробежал этот участок, но и резко ускорился. Никакая лошадь не могла столь эффектно преодолеть поворот.
Когда жеребец проскакал под финишной проволокой, Смит взглянул на хронометр. Оказалось, что Сухарь пробежал дистанцию со скоростью 1 километр в минуту, а рекорд скаковой дорожки ипподрома на тот момент равнялся 1 километр за 62 секунды. С такой скоростью Сухарь мог бы обогнать действующего рекордсмена на добрый десяток корпусов.
Смит знал, что будет делать дальше. Он шестьдесят лет провел среди лошадей, имел дело не с одной тысячей жеребцов и кобыл, но ничего подобного не видел. Это не могло быть простым совпадением. Том был уверен, что на следующей секретной тренировке жеребец побьет тридцатилетний мировой рекорд на дистанции 1500 метров, пробежав ее за 1 минуту 22 секунды.