Фаворит. Американская легенда - Страница 33

К оглавлению

33

Хелен вернулась домой одна. Это был съемный домик в Йонкерсе, один из бесконечного ряда безликих съемных жилищ, в которых она жила десятилетиями, как жены почти всех жокеев. Они никогда не задерживались в этих жилищах надолго – не успевали ни домашнего любимца завести, ни цветы вырастить, ни картины по стенам развесить. Соседи насмешливо косились на так называемых «ипподромных». Однажды в такой же съемной квартире Хелен обнаружила под кроватью спрятавшегося грабителя. Но соседи никак не отреагировали на ее крики, решив, что «ипподромные» всегда так общаются. Вернувшись вечером домой, Хелен ломала голову, как решить материальные проблемы: зарплата жокея не могла покрыть заоблачные тарифы страховки, которая требовалась при такой работе, равно как и счета за медицинское обслуживание. Руководство ипподрома рассматривало любые попытки создать какие-либо фонды помощи пострадавшим жокеям как объединение в профсоюзы и немедленно избавлялось от наездника, который предпринимал шаги в этом направлении. Поэтому жокеи не имели никаких страховок и обходились тем, что пускали шапку по кругу, когда кто-то из коллег получал серьезные травмы. Женщинам вроде Хелен оставалось только надеяться, что собранных средств хватит на лечение.

Хелен подбежала к входной двери, повернула ключ в замке и заскочила внутрь. Пустой дом пугал ее. Она чуть не потеряла сознание, когда в темноте заговорил хозяйский попугай. Женщина поднялась наверх и заперлась в ванной. «Если бы не он, – признавалась Хелен, вспоминая события той ночи, – я осталась бы совсем одна».

Профессия, которую избрали для себя Ред Поллард и Джордж Вульф, никого не щадила. Но при всей сложности в ней было некое очарование, нечто такое, перед чем ни один из них не смог устоять. Человека всегда манит свобода, но связывает по рукам и ногам собственное несовершенство. Его кипучая энергия и практический опыт ограничиваются возможностями относительно слабого, неповоротливого тела. Скаковая лошадь в силу удивительных физических данных освобождает жокея от всех ограничений. Когда лошадь и жокей летят по треку, душа человека неотделима от могучего животного, этот союз – не просто совместные действия двух существ. Лошадь получает хитрость и умения жокея, а жокей – мощь лошади. Для жокея седло – это место, где он испытывает ни с чем не сравнимое возбуждение, выходит за пределы привычной реальности. «Лошадь, – вспоминал один наездник, – захватывает тебя целиком». «Верхом на лошади, несущейся на полном скаку, – писал Стив Донохью, – я настолько поглощен скачкой, что забываю о толпах зрителей. Мы с лошадью говорим на одном языке и не слышим больше никого». В самый разгар Великой депрессии, когда тяжелая нужда ограничивала возможности человека как никогда прежде, для молодых людей вроде Полларда и Вульфа свобода, которую давали скаковые лошади, была сродни сладкозвучной песне.

Вне скачек, в обычной жизни жокей был скован и сдержан, двигался медленно, словно в вакууме, после десятикратно усиленных эмоций, которые испытывал во время скачек. В седле, выходя за рамки несовершенного тела, Поллард и Вульф, как и все другие наездники, возвышались на два метра над миром, подчеркнуто свободные, подчеркнуто энергичные. Они были похожи на тех матадоров, которые, как писал Хемингуэй, «живут полной жизнью».

Глава 6
Свет и тень

Мексиканская виза Реда Полларда, 1932

(Нора Поллард Кристиансон)


Джордж Вульф

(Журнал «Чирз»)


Рано или поздно все ученики жокеев поднимались на этот холм. Когда они впервые появлялись на пыльной дороге, ведущей от трека вверх по склону, то, наверное, выглядели слишком юными и немного напряженными. Когда они возвращались, обеднев на полдоллара и повзрослев на двадцать минут, то шагали уже более развязно и уверенно. А какие истории они друг другу рассказывали!

С вершины того холма на ипподром Тихуаны, или, как тут говорили, «Ти-а Ху-аны», взирало большое строение из шлакоблоков. В этом здании располагалась «Красная мельница» – устеленная грубыми циновками обитель представительниц древнейшей профессии. Это был самый большой публичный дом в мире – и, наверное, самый прибыльный. Заведение стояло прямо над старой дорогой на Тихуану и занимало половину городского квартала. Над ним возвышалась огромная вращающаяся ветряная мельница, украшенная мигающими красными огоньками, которые было видно с другой стороны американо-мексиканской границы. Для всех жокеев «Красная мельница» была как Полярная звезда для колдунов. Трудно было не смотреть на нее во время утренней выездки или изнуряющего бега вокруг конюшен в самую жару. Жокеи называли это заведение «домом погубленных голубок».

В «Красной мельнице» не было содержательницы. Девицы сами управляли заведением – и делали это с ловкостью баронов-разбойников. Девушки прекрасно знали, что половина из тех, кто работает на ипподроме, – молодые люди, которых никто не контролировал и которые испытывали лютые муки полового созревания. И едва ли можно назвать просто счастливым совпадением тот факт, что входная плата «пятьдесят – все включено», вспоминал бывший ученик жокея, точно равнялась цене утренней тренировки лошади. Любой наездник, поднимавшийся на холм, получал пиво за счет заведения. И в тех редких случаях, когда клиент был не в настроении продолжить, его приглашали в домашний кинотеатр, чтобы он смог вдохновиться, просмотрев экзотический «синий», то есть порнографический, фильм. В заведении было столько девушек на выбор всевозможных национальностей, что парню пришлось бы выезжать три сотни лошадей, чтобы посетить их всех. Он мог пройтись по узкому коридору, вдоль которого располагались причудливо отделанные спальни, послушать, как девушки на тихом испанском предлагают зайти, и сделать свой выбор. «Ты проходил по тому коридору, как проходишь по торговому залу бакалеи».

33