Холодным летом 1927 года на ипподроме Лэнсдаун-парк недалеко от Ванкувера Ред Поллард впервые встретил Джорджа Монро Вульфа. Тот выглядел весьма примечательно. Все в нем говорило об абсолютной уверенности в себе. Первое, что люди замечали в Вульфе, – его впечатляющий ковбойский наряд: огромные ослепительно-белые десятигаллонные ковбойские шляпы с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, массивные кольца с печаткой, темные очки, кожаные куртки с бахромой, богато украшенные штаны, габардиновые рубахи немыслимых цветов, рельефно очерчивающие его мощные плечи, ковбойские сапоги ручной работы, украшенные изображениями животных из настоящего серебра. Джордж был поразительно красив. Русые волосы были зачесаны назад с пробором, чуть смещенным влево по моде того времени. Он высоко вздергивал подбородок, на манер Муссолини, уголки губ были чуть изогнуты вверх в затаенной усмешке, словно он знал что-то такое, чего не знал больше никто. Он говорил медленно, чуть растягивая слова. Но взгляд его был ясным и пронзительным, как у кота. Он одевался в стиле жителей приграничья, читал ковбойские журналы, слушал на фонографе песни Джина Отри и разъезжал по округе в франтоватом форсированном «Студебеккере-Родстере» с учеником жокея в роли личного охранника. По воспоминаниям ученика жокея Сонни Гринберга, Вульф был «потрясающим во всем, что делал». Летом 1927 года ему было семнадцать лет. Замкнутый, умный и очень своеобразный. Возможно, он был самым талантливым наездником, которого когда-либо видел конный спорт.
У Вульфа была идеальная родословная для жокея. Его мать Роза была цирковой наездницей. Отец Генри управлял почтовым дилижансом и владел ранчо. Джордж любил повторять, что у отца «никогда не водилось денег, но всегда была резвая лошадь и бойцовский бульдог». Два брата Вульфа стали профессиональными объездчиками лошадей. Таким образом, успех Вульфа в карьере жокея был делом предрешенным. 31 мая 1910 года среди пшеничных полей и пастбищ Кардстона, провинция Альберта, Роза еще не успела разродиться, а ее муж уже спрашивал врача, как скоро он сможет посадить ребенка на лошадь. Даже если врач и рекомендовал повременить с этим, это не произвело должного впечатления на родителя. И в своем раннем детстве в Кардстоне, и позже, на просторах округа Бэбб, штат Монтана, – сколько себя помнил, Вульф видел мир в просвете между парой лошадиных ушей. «Должно быть, я и родился на лошади», – шутил он. «Для меня, – говорил он без преувеличения, – ездить верхом так же естественно, как и ходить». В детстве он провел больше времени в седле, чем стоя на собственных ногах. «Лошади у меня в крови, – говорил он. – Я буду с ними до самой смерти».
Оставив мечту стать полицейским канадской королевской конной полиции, Вульф начал участвовать в скачках лет в пятнадцать, очевидно, приписав себе лишний год, и набил руку на соревнованиях с двумя участниками в Монтане, на эстафетах неплеменных лошадей в Индиане, состязаниях на неровных треках с названиями типа Чинук или Стемпид. Фредди Джонсон и Расс Мак-Гирр быстро перекупили контракт с Вульфом – и наблюдали, как их приобретение производит настоящий фурор в низшей лиге. В 1927 году Вульфа заметил Льюис Теодор «Уайти» Уайтхилл, один из крупнейших коннозаводчиков. Вскоре он договорился о встрече с Джонсоном. У Уайти был хороший жеребец на продажу после скачек по кличке Щипач, который приглянулся Джонсону. А Уайти столь же сильно заинтересовался Вульфом. Так что они договорились о равноценном обмене лошади на наездника. Уайти привез Вульфа в Ванкувер, потом в Тихуану и дал ему полную свободу.
Никто никогда не видел подобного наездника. С самого начала он выигрывал все призы, которые не были закреплены. Его надо было видеть! Он распластывался на спине лошади, прижимаясь животом к холке, продев пальцы в вожжи, прижимаясь лицом к гриве. Вульф словно копировал изгибы спины бегущей лошади. Он понимал настроение лошади по резкому движению головы, по тому, как она натягивает поводья, как вскидывает круп. Он принимал решение буквально за долю секунды. Вульф так точно рассчитывал, когда послать лошадь вперед, что регулярно выигрывал скачки на последней секунде, последним рывком. Жокеи говорили, что «он мог и слона удержать в дюйме от арахиса до того момента, пока не разрешит его съесть». У Вульфа был сверхъестественный дар предвидения, он словно опережал сам себя на двадцать секунд, знал наперед все ловушки и как оттуда выбраться. В его манере управлять лошадью было что-то от наездников древности, что-то от дрессуры. Он был рассудителен, он был бесстрашен. И демонстрировал такое хладнокровие, что спортивный комментатор Джо Хернандес дал ему прозвище Мороженщик. И прозвище прижилось.
Столь феноменальным успехом Вульф был обязан частично Божьему дару, частично опыту, а частично – всестороннему изучению информации. Он буквально копался в головах лошадей – да и людей, прочитывая от корки до корки ежедневные программы скачек в поисках крупиц информации, которая дала бы ему зацепку, и безжалостно использовал слабости своих соперников. В его памяти хранился каталог жизненно важных знаний о лошадях и людях: на финишной прямой держится за впереди идущей лошадью; устраивает помехи на ближнем расстоянии; всегда бьет справа. Он также разработал особую технику подготовки к соревнованиям, которая опережала свое время где-то на полстолетия. Сидя в жокейской перед соревнованиями, он, бывало, закрывал глаза и представлял себе, как будет проходить соревнование. Внутренним взором он обычно видел все западни, все возможности пройти дистанцию и победить. Он не проходил дистанцию, как выразился его главный соперник Эдди Аркаро, он прорабатывал ее.