Фаворит. Американская легенда - Страница 15

События, которые свели этих двух людей вместе, брали начало в 1928 году, когда Фитцсиммонсу поручили работу над двухлеткой по кличке Морской Сухарь, отцом того жеребца, которого позже Смит заметит на Саффолк-Даунс. Этот чистокровка принадлежал Глэдис Фиппс и ее брату Огдену Миллзу, владельцам легендарной конюшни Уитли Стейбл. Медно-рыжий Морской Сухарь был образцом симметрии, грации и ослепительной резвости. В нем всего было в избытке. Включая его единственный недостаток: он совершенно не поддавался контролю. Эта черта рано или поздно проявлялась в каждом из потомков его прадеда, Гастингса, величайшего мизантропа всех времен. На ипподроме, где он выигрывал такие престижные скачки, как Бельмонт Стейкс 1896 года, Гастингс намеренно таранил и старался покалечить своих соперников. А вне трека он калечил одного конюха за другим. «Он так до самой смерти и остался непокоренным и нелюбимым, – писал Питер Чью в журнале “Американ Херитедж”, – он оставил след, в буквальном и фигуральном смыслах, в памяти многих работников конюшни». Гастингс передал свою резвость и свою зловредность собственному отпрыску, Справедливости, который, в свою очередь, передал этот набор своему несравненному сыну – Военному Кораблю. Этот рыжий красавец участвовал в скачках в 1919 и 1920 годах. За всю свою карьеру он выиграл около ста забегов и установил множество рекордов в скорости. Военный Корабль проиграл только один раз в жизни – коню, которого по странному совпадению звали Огорчение. Это поражение до сих пор считается самым шокирующим в истории конного спорта. Самый резвый скакун в истории, Военный Корабль стал впоследствии еще и одним из самых плодовитых производителей. Он подарил миру конного спорта прекрасных, но яростно-своенравных отпрысков.

Военный Реликт был типичным представителем потомков Военного Корабля. Еще стригунком он продемонстрировал миру свой буйный нрав, когда затоптал конюха до смерти. Его тренер, Калтон Утц, отыскал ведущего жокея Томми Лютера, знаменитого своим бесстрашием и умением оставаться в седле даже самых неуправляемых животных. Тренер привез Лютера на тренировочную ферму, чтобы тот поработал с лошадью. Лютер пришел в ужас, когда увидел состояние лошади. «Конь, – вспоминал он, – абсолютно все делал неправильно». Лютер и Утц часами изводили лошадь бесконечными тренировками, пока не почувствовали, что он готов выйти на трек, никого при этом не убив. В Наррагансетт-парке на Род-Айленде они заявили лошадь на участие в забеге. Военный Реликт демонстрировал ангельское поведение. Он с первой секунды скачек захватил лидерство и не уступал его до самого финиша. «В следующий раз, когда он будет участвовать в забеге, поставь на него сотню, – сказал Лютер своей жене. – Это будет проще простого».

Хелен сделала так, как велел муж, а после, перепуганная, сидела на трибунах и молилась. Военный Реликт с первого мгновения возглавил забег и удерживал лидерство на всем протяжении трассы, так что выскочил на финишную прямую в гордом одиночестве. Лютер уже подумал, что выигрыш у него в кармане. Но Военный Реликт вел себя образцово ровно один с тремя четвертями забега, на большее его не хватило. Зрители кричали, подбадривая его с трибун, а он вдруг резко понесся в сторону внутреннего поля, сшиб ограждение и остановился как вкопанный. Лютер пробкой вылетел из седла и полетел прямо к бороне, которой ровняли покрытие трека после забега, лежавшей на внутреннем поле. Еще миг – и его тело пронзили бы ощетинившиеся острые зубья. Вовремя выставив вперед руки, Лютер ухватился за перекладину ограждения, прокрутился на ней, как заправский гимнаст, и благополучно приземлился на беговую дорожку. Распорядитель скачек Том Торп поспешил туда и недоверчиво уставился на невредимого жокея.

– Томми, – произнес он, – за тебя явно кто-то молился!

Да, молитва – это единственное, на что оставалось уповать, когда дело касалось потомков Военного Корабля. Морской Сухарь, тоже сын Военного Корабля, унаследовал темперамент печально известного Гастингса в самом чистом виде. В течение трех лет он свечкой взвивался на дыбы в адской ярости и вымещал свою злобу на несчастных служащих ипподрома, которые должны были направлять его в стартовые ворота. Он терроризировал их без всякой пощады. Они откровенно боялись и ненавидели его. Морской Сухарь был настолько норовистым, что Джон Хирви, журналист, писавший о скачках, окрестил его «образцом непокорности». Фитцсиммонс усмирил сотни лошадей, но с Морским Сухарем он не справился. Каким-то чудом три раза ему удалось уговорить лошадь подчиниться правилам скачек. Своим необычным аллюром, при котором он как-то странно выталкивал переднюю ногу, Морской Сухарь реагировал на посыл всадника, набирал скорость, обгоняя лидеров забега в призовых скачках, и устанавливал рекорды скорости. Но это были лишь отдельные победы тренера. В целом же войну выиграл Морской Сухарь. В 1931 году прямо у стартовых ворот он, так сказать, огласил собственную декларацию независимости. Когда прозвучал сигнал к началу забега, Морской Сухарь уперся всеми четырьмя копытами в землю и не сдвинулся с места. Фитцсиммонс погрузил его в прицеп и отправил к владелице.

К тому времени, когда Морской Сухарь попал на племенную ферму, его имя было покрыто позором. Ни у одного владельца кобыл не хватало глупости платить за то, чтобы случить свою питомицу с таким жеребцом. Бедная Глэдис Фиппс предлагала случать его бесплатно, но никто не откликнулся даже на такое предложение. Тогда она попросила знаменитый в Кентукки конезавод Клейборн-фарм, на котором содержались ее кобылы, выставить его для случки. Там ей отказали. Желая получить хоть какой-то доход на свои инвестиции, она перевезла жеребца в отдаленный уголок Кентукки, на конеферму Блю Грасс Хейтс, и поместила на уединенной леваде, скрытой от глаз за тутовыми деревьями. Потом послала несколько своих кобыл из Клейборн-фарм, чтобы случить с ним. Одной из этих кобыл была палевая лошадь с крупными коленками по кличке Взмах. С ней тоже когда-то работал Фитцсиммонс, но, поскольку она время от времени подворачивала ногу и не могла полноценно тренироваться, тренер решил, что скаковой лошади из нее не выйдет. Он отправил ее назад на конезавод, так ни разу и не выставив на скачки. Это была хорошо воспитанная, смирная лошадь, поэтому Фиппс и решила отправить ее к Морскому Сухарю вместе с двумя другими кобылами. Все три кобылы вернулись на Клейборн-фарм беременными. Фиппс скрестила пальцы на удачу, надеясь, что жеребята унаследуют прекрасные внешние данные, но не гнусный нрав своего родителя.