Фаворит. Американская легенда - Страница 117

117

Поллард покидал ипподром в отчаянии. Все зрители в Санта-Аните обвиняли его в поражениях Сухаря, и он, должно быть, это слышал. Шли дни, и Поллард постоянно возвращался в мыслях к последнему забегу – что-то в воспоминаниях беспокоило его. На отметке в полмили Сухарь уперся. Со дня своей первой скачки против Миртового Леса в Детройте в 1936 году он ни разу этого не делал. Конь не выглядел утомленным, поэтому довольно странно, что он внезапно устал. Поллард решил, что Сухарь просто валял дурака. Может быть, конь вел себя так потому, что чувствовал себя хорошо и ему просто захотелось повредничать? Ховард и все работники его конюшни посчитали поведение жеребца добрым знаком. Им ничего другого не оставалось.

Смит по-прежнему был абсолютно уверен, что Поллард идеально подходил на роль жокея для Сухаря. Но Ховард не мог с этим согласиться. Вскоре после финальной подготовительной скачки Сухаря в Сан-Антонио Поллард узнал, что Ховард послал чек на 500 долларов в качестве предварительного гонорара жокею Бадди Хаасу и попросил его приехать на Запад. Только после этого Ховард заявил Сухаря на участие в гандикапе Санта-Аниты.

Он оставил графу с именем жокея незаполненной.

Чуть позже на той же неделе кто-то поскребся в дверь Давида Александера на Голливудских холмах. Это был Поллард. Александер никогда прежде не видел его в таком состоянии. Он просто потерял голову. Позже Александер писал, что Поллард был «нервным, озабоченным и абсолютно безутешным».

Александер завел Полларда в дом и, пытаясь как-то отвлечь, принялся рассказывать, что хит Бинга Кросби «Деньги с неба» был написан именно здесь прежними жильцами.

– Это как раз то, что мне нужно, – пробормотал Поллард. – Деньги с неба. И чтобы получить их, мне нужно еще раз участвовать в скачках.

– А как старина Сухарь? – спросил Александер.

– Его нога ничуть не хуже, чем обычно. А вот как Кугуар? – ответил Поллард и задрал штанину. Нога была темно-красной, широкий рубец шел по всей длине. Она выглядела, по словам Александера, «как узловатое метловище».

– Малейший толчок… – сказал Поллард. – Всего один удар… Но эта нога должна продержаться еще одну скачку. – Он пожал плечами. – У нас со стариной Сухарем четыре здоровые ноги на двоих. Может, этого достаточно.

Они долго обсуждали страхи Полларда. И нога была не единственной причиной для беспокойства. Предстоящий приезд Бадди Хааса волновал Реда больше всего.

– Я должен скакать на этом коне, – с иступленной настойчивостью повторял он.

Александер пообещал, что поговорит с Ховардом. На следующий день он поймал владельца жеребца и прямо спросил, собирается ли он лишить Полларда возможности скакать на Сухаре.

– А что вы и другие газетчики сделаете, если я посажу в седло Хааса? – спросил Ховард.

Александер признался, что не может отвечать за весь журналистский корпус, и добавил:

– Но обещаю, что лично я распну вас и не пожалею на это целую коробку гвоздей.

– Но если Ред снова сломает больную ногу, – печально ответил Ховард, – он на всю жизнь останется калекой.

Журналист ответил, что, может, лучше поломать человеку ногу, чем разбить ему сердце.

23 февраля, за день до Сан-Антонио, Ховард вышагивал вокруг ипподрома Санта-Аниты. В кармане у него неизменно лежала заячья лапка на удачу. До гандикапа Санта-Аниты оставалась всего неделя. Сухарю следовало очень хорошо показать себя в этом состязании, иначе его возвращение обречено на провал. Репутация Каяка тоже была подмочена. Все его лошади терпели поражение. Ховард никогда прежде настолько не сомневался в своих шансах на победу, а Смит ничего не сказал, чтобы убедить его, что все будет хорошо.

На мостике между трибунами и Жокей-клубом его встретил служащий ипподрома. «У вас случайно нет с собой заячьей лапки, мистер Ховард?» Ховард ответил, что есть, и вытащил талисман из кармана. «Отдайте мне эту чертову штуковину, – сказал служащий. – Это самая неудачная вещь, какую только можно найти на скаковом поле». Ховард отдал лапку, и служащий выбросил ее.

Следующий день выдался по-зимнему пасмурным и мглистым. Смит подсадил Полларда в седло на спине Сухаря, пошел в ложу к Ховарду и сел рядом. Сухарь и Каяк направились к стартовым боксам. Смит молча наблюдал за ними. Ховард нервничал – это было ясно из того, что он впервые не делал ставки на собственных лошадей. А Марсела переживала так, что, опасаясь сглазить лошадей, вообще не пришла на ипподром.

Сухарь подошел к стартовому боксу. Смит внимательно наблюдал за его движениями и заметил то, чего не видел уже целый год. Он наклонился к Ховарду и произнес: «Сухарь поведет от старта до финиша».

Ховард повернулся и в изумлении уставился на тренера. Потом вскочил, помчался к кассе и сунул в руки кассира все, что нашел в карманах.

Тридцатипятитысячная толпа затихла. Прозвенел колокол к старту. Сухарь с готовностью бросился вперед вместе с лидерами забега. Скакуны вылетели на противоположную прямую. Ховард умирал от волнения в своей ложе. Зрители в напряженном ожидании тихо перешептывались.

Спустя минуту лошади обогнули дальний поворот и уже приближались к трибунам. Одна неслась впереди всех, это был Сухарь. Толпа взревела. Поллард с Сухарем в гордом одиночестве проскакали по финишной прямой и пересекли финишную черту, показав рекордное время. Каяк примчался следом. Это была первая победа Полларда с 1938 года. Ховард бросился вниз по ступенькам, чтобы пожать ему руку.

Когда Поллард со своим жеребцом шли мимо трибун, сотни людей, не сговариваясь, поднялись с кресел и сняли шляпы, приветствуя победителей. Глаза жокея сияли от счастья. Более пятнадцати минут над ипподромом разносились овации и радостные крики.

117